В этой книге вы узнаете много интересного про курильские острова из впечатлений путешественников
Душ Шарко
Но вернемся на Шиашкотан. Алепизавра мы ели, сидя на палубе «Геолога», в то время как шхуна шла к юго-восточной части острова, к вулкану Синарка с его замечательными горячими источниками. Ели мы его с опаской, боясь отравиться, а Анатолий Иванович, кок, только сокрушенно покачивал головой, считая, что мы идем на совершенно неоправданный риск. Сутки мы ждали возможных последствий, а потом жалели, что ели не в полную мощь своего аппетита.
Обогнув мыс Красный, мы высадились на берегу необыкновенно живописной бухты Восточной, расположенной у подножия Синарки. Бухту окружали высокие, в несколько метров, каменные обрывы, кое-где заросшие ольхой и кедрачом. С этих обрывов низвергалось несколько узких водопадов. Их струи падали как-то неровно, рассыпались на лету, будто это были струи не воды, а сыпучего снега. У высоких каменных берегов мыса Красного удары прибоя были настолько сильны, что чувствовалось, как содрогаются скалы.
Расположились мы в старом деревянном доме с окнами без стекол и заколоченными ставнями. Лежа в спальных мешках на скрипучих кроватях в комнатах, по которым гулял ветер, мы слушали «стозвучыый, как в горах раскаты грома», шум водопадов, перекрывавший рокот прибоя...
Однажды утром, проснувшись и выглянув в открытое окно, я, к своему удивлению, увидел, что один водопад исчез. На обрыве, с которого он низвергался, остался только мокрый след. Ну что ж, если в горах исчезают снежники, почему бы не исчезать и водопадам?
На вулкане Синарка хорош молодой купол. Нам он очень напомнил купол вулкана Севергина на Харимкотане — черный, звонкий, горячий. Самые крупные фумаролы, отлагающие много серы,— на его вершине. На склонах мелкие выходы горячего пара. Кажется, что весь купол — это нагромождение больших черных глыб. Ниже купола остатки разрушенного вулкана. В рытвинах и глубоких оврагах здесь лежат длинные снежники. По снежникам съезжаем стоя, как на лыжах. Там, где кончается овраг, начинается бурный ручей. По бортам его поля слабых фумарол и разнообразные горячие источники. Сюда мы придем еще не один раз за пробами.
От кипящих котлов идет густой пар. Крупными капельками росы он оседает на наших волосах, на траве, на листьях кустов. Вот крупный грифон. Фумарола, заставляющая его бурлить и кипеть, громко ухает. Она ревет и беснуется, как дикий зверь, посаженный в клетку. А вот глубокий котел. Вода в нем кажется черной-пречерной, будто дно вымазано сажей. И в самом деле. На дне котла черный илистый осадок. По соседству с ним грифон неумолчно урчит и время от времени плюется горячими брызгами, которые на 2—3 метра летят в сторону.
Я присаживаюсь на корточки около группы бурлящих котлов и грифонов и вслушиваюсь. Шум, который производит пар под землей, похож на грохот обвалов, чередующихся с клокотанием и свистом парового котла. Температура во многих котлах достигает 80—90°. Ручьи, бегущие из них, постепенно остывают, и уже там, где горячую воду еще не терпит рука, дно и берега зарастают теплолюбивыми водорослями. Их собственный цвет зеленый, но они часто окрашены в красные и желтые цвета гидроокислами железа. Зеленые горячие ручьи бегут по овражкам среди зелени трав и ольхи.
По долине большого ручья, вбирающего в себя многочисленные холодные и горячие притоки, спускаемся ниже. Слева в него с высоты 4—5 метров обрушивается горячий